Меню сайта

Родственники Аверч

Саша Черный

Телеспектакль

С. Черный Житомир

Фильм об Аверченко


АРКАДИЙ АВЕРЧЕНКО В ПРАГЕ:

РЕЗУЛЬТАТЫ НОВЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
Для цитирования: Миленко В.Д., Хлебина А. Е. Аркадий Аверченко в Праге: результаты новых исследований // Вестник Крымских литературных чтений. Вып. 7. Симферополь: Крымский архив, 2011. С. 3-15. 
 
 
 
New! Рубрика "Аверченко и мир" в "Пражском экспрессе". Выпуск 1 /Выпуск 2 /Выпуск 3
 
Писателя-юмориста А. Т. Аверченко, уроженца Севастополя, следует отнести к числу тех немногих представителей отечественной литературы, что быстро и органично нашли свое место в литературе европейской. В 1920-е годы имя русского «короля смеха», избравшего после эмиграции из России своей «малой родиной» Чехословакию, хорошо знали читатели большинства стран Западной и Восточной Европы. Его книги выходили в переводах на немецкий, сербский, польский, итальянский и другие языки, а пьесы шли в театрах Берлина, Праги, Моравской Остравы. Авторитет Аверченко как мастера юмористической прозы был в Европе непререкаем. Однако по причинам, о которых сегодня можно не напоминать, эмигрантский период биографии писателя до сих пор остается одним из наименее изученных. В связи с этим хотелось бы поделиться результатами некоторых новых исследований, полученными при работе с фондами Славянской библиотеки Праги, содержащими уникальную коллекцию русской эмигрантской прессы, внесенную ЮНЕСКО в реестр всемирного культурного письменного наследия «Память Мира».
Сегодня уже нелегко судить о том, мечтал ли Аркадий Аверченко навсегда остаться в Чехословакии. Из его многочисленных благодарностей в адрес этой страны, обнаруженных нами в чешской прессе, можно сделать вывод о том, что он, наконец, нашел новую родину. С другой стороны, существуют многочисленные данные и о том, что писатель рассматривал Прагу как место для передышки перед отъездом в США. В любом случае, Чехословакия стала его последним домом, и именно эта страна подарила ему несколько лет цивилизованной жизни, по которой он тосковал все годы изгнания.
Чешская пресса внимательно следила за событиями жизни Аркадия Аверченко, начиная с момента получения им визы в Чехословакию. Сообщения о его «передвижениях» регулярно появлялись в газетах «Lidové noviny», «Čas», «Tribuna» и «Národní listy». Все эти издания выходили на чешском языке и были адресованы отнюдь не русским эмигрантам — чехи тоже хорошо знали и любили русского «короля смеха», считая достоинствами его юмора легкость и понятность европейцу. «[Аркадий Аверченко. — А.Х., В.М.]…юморист, чьи юморески еще много лет назад поразили нас как особенное исключение среди русских книг, к которым мы привыкли, — писала «České slovo». — Чехов тоже был юмористом, но его юмор был юмором боли и грусти, отвоеванной улыбкой над жестокостью, глупостью и тщетой существования. У Аверченко юмор был, конечно, более поверхностным, легкомысленным и светским, однако он стремился в мир с буйной и силой, осмеливавшейся противостоять смехом всему плохому и низкому. <…> Это уже была Россия вполне европейская, увиденная европейскими глазами без стекол русской литературной традиции. Аверченко в своих юморесках уже не производил впечатления русского, а скорее француза или немца, сознательно и намеренно пикантного, иронически скептического, ищущего опасные скользкие ситуации. Его специализацией была юмореска международная…»[1][4, с. 1].
Имя Аверченко чешская публика узнала едва ли не одновременно с российской: первый сборник его рассказов в переводе Минаржика вышел в 1910 году[2]. В 1914 году была выпущена книга рассказов писателя «Веселые сценки и истории»[3], которую проиллюстрировал знаменитый в Праге художник Йозеф Вениг[4]. В 1918 году жители чешской столицы, благодаря издательству «Ванек и Вотава» и художнику Отакару Зейбрлику, получили возможность насладиться чудесным юмором знаменитой «Экспедиции сатириконцев в Западную Европу». «Аркадий Аверченко у нас, в колонках чешских газет и книжных изданиях, уже давно известный и дорогой гость, — сообщала газета «Moravskoslezský deník» вскоре после прибытия писателя в ЧСР. — Он обжился у нас за несколько лет до того, как был по политическим причинам изгнан из советского рая и приговорен к горькой судьбе беженца. <…> Аверченко приобрел у нас множество поклонников. Юмористические журналы публиковали его бойкие, бегло набросанные юморески, в фельетонах ежедневных газет появлялись его оптимистические сценки, выходили книжные сборники, к примеру, сборник в серии „Всемирная библиотека" или серии „Библиотечка „Златой Праги[5]", при этом издатели и переводчики даже не заботились не только о разрешении автора, но и о каком-либо гонораре. Характерным штрихом пробежало в последние дни в ежедневной печати сообщение о том, что Аркадий Аверченко подписался в посвящении на книгу с чешским переводом своих произведений: „…от ограбленного автора", намекая на то, что чешский издатель (вероятно, имеется в виду Сватек[6]) выпустил его книгу без малейшей заинтересованности в том, как на это смотрит писатель» [14, с. 2].
Вероятность того, что речь идет именно об издательстве Сватека, действительно велика: выпущенный там в 1922 году сборник «Нечистая сила» («Zlí duchove») продавался с подзаголовком «В пользу страдающих русских» и маркой с портретом Г. В. Плеханова, а также надписью «Заключенным социалистам в России». Подобные политические шаги были совершенно нехарактерны для Аркадия Аверченко в тот период.
Такая картина предварительного знакомства пражан с творчеством русского «короля смеха» складывается при изучении прессы.
Писатель прибыл на Главный вокзал Праги 17 июня 1922 года, и на это событие уже на следующий день отозвались корреспонденты: «…приехал знаменитый писатель-юморист Аркадий Аверченко. В Праге Аверченко собирается организовать свой вечер. Его выступления в Софии, Белграде и Загребе сопровождались огромным успехом. Можно надеяться, что и Прага, чешская и словацкая публика примут с большой радостью этого исключительного юмориста» [6, с. 1]. Приезд был также отмечен коротким интервью, где писатель признавался в любви Праге: «Я влюблен в нее, а потому не могу любимое мною существо оценивать и изучать по частям — как лошадь. Здесь на всем отдыхает взгляд — но среди прочего меня порадовало, как хорошо Прага закопчена. Думаю, что не одна дюжина городов многое бы отдали за то, чтобы могли так прокоптиться и приобрести благородный налет старины. Но искусственным путем этого никому не удастся достичь. Некоторые прожженные антиквары нарочно покрывают не имеющие ценности медяки ржавчиной и патиной, но Прага — прекрасная золотая монета, подчерненная прошлым, и это — настоящая красота» [7, с. 1].
У Аверченко, поселившегося в самом центре города, на Вацлавской площади в отеле «Zlata Husa», быстро сформировался привычный круг общения, причем он искал знакомств в чешской культурной среде, не замыкаясь в обществе эмигрантов. Писателю удалось влиться в пражскую жизнь «на самом высоком уровне»: он познакомился со знаменитым чешским драматургом и режиссером Ярославом Квапилом, с именем которого связывают период расцвета пражской театральной жизни в начале XX века, а также дружил с генералом Карелом Кутльвашром[7] — в основном, посредством его русской супруги, Елизаветы Викторовны, мечтавшей о писательской карьере.
Аверченко целеустремленно завоевывал сердце Праги и достаточно быстро добился успеха. В 1923 году известное издательство «Jos. R. Vilímek», которое сотрудничало с мировыми именами (Жюлем Верном, Артуром Конан Дойлем) приступило к изданию его (первого в жизни!) собрания сочинений. Аверченко ликовал и в предисловии, написанном к первому тому[8], шутил:
«Приступив к работе над чешским изданием своих сочинений, хочу, прежде всего, сообщить чешскому читателю свою семейную радость: у меня такое чувство, что после долгих лет холостяцкой жизни я вдруг решил вплыть в тихую гавань — и женился.
…Как и любая холостяцкая жизнь, моя была неуютной и беспорядочной.
С этой минуты я становлюсь примерным семейным человеком — впервые издаю собрание своих сочинений.
Конечно, было бы более привычным, если бы моя первая подруга жизни вышла на русском языке, но — Чехия стала моей второй родиной, и я счастлив, что могу породниться со столь симпатичным братским славянским домом» (перевод наш. – А.Х.) [12, с. 3].
Может сложиться впечатление, что Аверченко льстил «братскому славянскому дому. Разумеется, немного и вежливо льстить приходилось, однако в сказанном выше была и большая доля искренности. Для того чтобы это понять, нужно учитывать два момента.
Первый — исторический контекст. После Первой мировой войны вместе с Российской империей исчезла с карты Австро-венгерская монархия. На ее месте образовалось несколько суверенных государств, в том числе — Чехословацкая Республика. В те времена взаимоотношения между русским и чешским народами были действительно братскими, чем объясняется высокий интерес к русской литературе и, в частности, к юмористической прозе, ярким представителем которой был в 1920-е годы Аркадий Аверченко.
Второй момент, не менее важный, — это то, как сам писатель воспринимал свою новую жизнь в Чехословакии. Для него, обладавшего помимо таланта гипертрофированным чувством собственного достоинства, было нормально иметь солидный счет в банке, свиту почитателей и высокие тиражи собственных книг в хорошем переплете. Все это он имел до прихода к власти большевиков и всем этим, вновь приобретенным в Чехословакии, бросал вызов тем же большевикам. Теперь он опасался только одного — чтобы они не появились на берегах Влтавы. Этот момент писатель подчеркнул в новом варианте своей широко известной «Автобиографии»[9], подготовленном для собрания сочинений:
«Я… разыскав на карте Чехословакию, решил пришвартоваться со своей небольшой лодкой к этой тихой пристани.
Сижу теперь и рассуждаю: достанут меня или не достанут?
Думаю, нет. Не выдайте, братья!» [12, с. 5].
Одним словом, Аркадию Аверченко было за что испытывать чувство благодарности к чешскому народу. Именно поэтому, возвращаясь в Прагу после очередных гастрольных туров, он признавался корреспондентам, что «в Чехословакии пребывает с большим удовольствием и когда его за границей кто-нибудь спрашивает, куда он уезжает, то, по собственному утверждению, всегда с гордостью отвечает: „Домой, в Чехословакию!"» [8, с. 2].
Обо всех этих обстоятельствах нужно помнить, неумолимо подходя к теме кончины писателя и всему, что вокруг нее разыгралось и продолжает периодически разыгрываться до сих пор.
Общий ход болезни Аркадия Аверченко сегодня известен достаточно хорошо, и мы не станем останавливаться на этой теме. Приведем здесь лишь некоторые сообщения прессы, говорящие о беспокойстве его поклонников. «Аркадий Аверченко тяжело болен. Популярный русский юморист <…> захворал и вынужден был искать врачебной помощи на курорте в Подебрадах. Несмотря на бережный уход персонала, его старая сердечная болезнь обострилась настолько, что его пришлось перевезти в клинику проф. Силлабы в Праге» - сообщала газета «Národní listy» [5, с. 1]. Польский «Dziennik Ludowy» в феврале 1925 года писал, что «Аркадий Аверченко, улыбающийся философ, всемирно известный русский юморист и сатирик, <…> находится тяжело больной в больнице. Он длительное время страдал от сердечной болезни, однако в последний месяц она стала развиваться так быстро, что врачи опасаются за его жизнь. Ему не позволяется ни принимать посетителей, ни даже писать, что для писателя является настоящей трагедией» [10, с. 1 ].
Неотвратимый конец предвидели многие, хотя и отказывались в него верить: «Несмотря на то, что Арк. Аверченко был тяжело болен уже в течение двух месяцев, несмотря на то, что врачи не скрывали серьезности его положения, — все же смерть его пришла неожиданно для окружающих. Так, еще накануне смерти <…> больной говорил, что он чувствует себя лучше, жаловался на то, что ему не дают некоторых блюд, запрещенных врачом, и уверял, что он через несколько дней сможет сидеть в кресле. <…> К больному были применены всевозможные способы лечения, и он в начале февраля почувствовал значительное облегчение. По словам врачей, количество шансов на выздоровление увеличилось. Была опасность лишь какого-либо неожиданного осложнения. Первые признаки такого осложнения появились 8 марта…» [3, с. 3 ].
Непоправимое случилось спустя четыре дня: «Во Всеобщей больнице в клинике профессора д-ра Силлабы 12 марта в 9 1/4 часов утра умер русский писатель Аркадий Аверченко. <…> Несмотря на всю заботу врачей и дружеский уход, который больному русскому писателю оказывал шеф клиники проф. д-р Силлаба, первый ассистент д-р Вебер, а также врачи д-р Пиро и д-р Кейрж, катастрофу предотвратить не удалось. Несколько дней назад произошло кровоизлияние из артерии в области желудка, которое больному, страдавшему повышенным кровяным давлением, принесло временное облегчение, а в четверг 12 марта в 4 часа утра кровоизлияние повторилось и повлекло обессиливание больного и смерть» [9, с. 1].
Грустная весть облетела весь мир. Некрологи по Аверченко занимали первые полосы большинства русских эмигрантских газет (особенно трогательный поместило рижское «Сегодня»), все друзья и бывшие коллеги покойного старались добавить от себя хоть пару абзацев. Однако последнее слово писатель все равно предусмотрительно оставил за собой, закончив новую «Автобиографию» так: «…Сейчас ровно четыре часа утра... Продолжать автобиографию поздно, писать одновременно некролог — рано. Я люблю все делать сам, но этот последний труд с радостью оставлю кому-нибудь другому... Нужно и другим дать заработать» [12, с. 5].
Похороны состоялись в 13 часов 14 марта 1925 года на православном участке Ольшанского кладбища рядом со строившимся храмом Успения Пресвятой Богородицы. Исследователи до сих пор не указывали верное место проведения панихиды только потому, что никто из них не ориентировался в Праге. Ошибочно назывался храм святого Николая — но от него до кладбища более пяти километров, а известно, что гроб после отпевания до места погребения несли на руках. Подсказку нам дает некролог в берлинской газете «Руль»: «Тихо и печально в капличке крематориума. Задолго до часа дня, до начала отпевания, в капличку приходят русские и чехи для того, чтобы поклониться праху того, кто был одинаково близок и дорог и тем, и другим» [2, с. 1]. В 1925 году в Праге был единственный крематорий, временный, ныне не действующий — на Ольшанском кладбище, через дорогу от православного участка. Он был создан в 1921 году на основе переоборудованной муниципальной часовни[10] и служил своим целям до открытия в 1932 году крематория в районе Страшнице.
Проститься с Аркадием Аверченко пришли «из русских почти все находящиеся в Праге писатели, много профессоров, студентов, друзья покойного (родственников в Праге у Арк. Аверченко не было), чешские писатели представлены Чапеком-Ходом, журналисты — главой синдиката г. Пихлем, В. Червинкой и Бендай, пражский гарнизон, особой делегацией министерства иностранных дел советником Благошем, общество славянской взаимности — г-ном Гейретом. На глазах у всех слезы: никому не верится, что тот, кто еще полгода назад был весел, здоров и бодр, лежит в большом металлическом гробу…» [2, там же ].
Так мы подошли к теме, вызывающей в настоящее время наибольшее число спекуляций, в том числе политических. И разобраться в ней нельзя без понимания одного важного исторического обстоятельства, о котором мы скажем немного ниже, а сначала постараемся найти ответ на вопрос, зачем Аверченко хоронили в металлическом гробу. Этот факт вызывает большое недоумение, так как известно, что следующие пять лет общественность собирала деньги на каменное надгробие. Не разумнее ли было потратить деньги на памятник?
Ответ — снова в газетах: «Организацию похорон … взял на себя Союз русских журналистов и писателей Чехословацкой Республики. <…> Тело покойного заключено в металлический гроб и специальный футляр, в предвидении того, что в будущем, может быть, родственники покойного или представители русских культурных организаций пожелают перевезти его в Россию» [1, с. 1 ].
А теперь — то самое важное обстоятельство. В 1925 году эмиграция была уверена в скором падении режима большевиков и планировала триумфальное возвращение в свое Отечество. Уверенность в том, что будет возможно вернуться в свою страну, жила, наверное, до окончания Второй мировой войны. Надеялся на это и сам Аверченко. Однако завещания, согласно которому, как сейчас нередко утверждают, его должны были бы перезахоронить в России, он не составлял — это подтверждают данные дела о разделе его наследства, с которым мы тщательно ознакомились. Металлический гроб был целиком инициативой Союза русских журналистов и писателей, к тому же, в формулировке поводов для возможного перезахоронения было столько неуверенности…
Прошло всего несколько дней после похорон — и в прессе уже появились заметки о начале сбора средств на будущий памятник: «…возникла идея создания специального комитета, который позаботился бы о достойном почтении памяти Аверченко. Ближайшей задачей комитета, в котором заседают выдающиеся чешские и русские сотрудники, было бы издание сборника в честь Аверченко (его участниками были бы лица, близкие писателю) и начало сбора средств на достойный памятник Аверченко, который был бы установлен на могиле писателя на Ольшанском кладбище. Одновременно в Праге комитет собирается организовать вечер памяти почившего писателя. Среди друзей покойного возникла также идея, чтобы в одном из пражских музеев или в частном доме была бы выделена комната, где были бы выставлены документы и памятные вещи, относящиеся к пребыванию Аверченко за границей» [11, с. 2 ].
Идея была в своей основной части реализована. Спустя пять лет после смерти писателя русско-чешское общество «Мир» окончило сбор средств на установку «маленького, но достойного памятника», как было сказано в информационном письме, разосланном по различным учреждениям. В пользу будущего памятника в пражском Муниципальном доме 27 октября 1930 года был организован большой благотворительный концерт «при поддержке мэра проф. К. Баксы и при любезном участии примадонны Национального театра г-жи Г. Горватовой[11], а также оперных певцов гг. Э. Поллерта[12] и В. Левицкого[13]» [13, с. 2 ].
Двадцать шестого декабря 1930 г. памятник на могиле Аверченко на Ольшанском кладбище был торжественно открыт, как сообщалось в прессе, «при обильном участии русских и чехов».
К сожалению, благородные идеи чешско-русской взаимности и славянской солидарности были неоднократно осквернены и опошлены в последующие годы. Возможно, сейчас, переосмысливая прошлое, стоило бы вспомнить то светлое, что когда-то объединяло два народа, и сохранить скромную могилу писателя Аркадия Аверченко у Ольшанской церкви как символ единения чешского и русских сердец.
 
 
ЛИТЕРАТУРА
 
1. На похоронах Аркадия Аверченко // Новое русское слово. 25—26 марта 1925 г.
2. К погребению А. Т. Аверченко // Руль. 18 марта 1925 г.
3. К смерти Арк. Аверченко // Руль. 15 марта 1924 г.
4. Arkadij Averčenko // České slovo. 13 марта 1925 г.
5. Ark. Averčenko těžce nemocen // Národní listy. 31 января 1925 г.
6. Arkadij Averčenko v Praze // Národní politika. 18 июня 1922 г.
7. Beseda s Arkadiem Averčenko // Národní listy. 20 июня 1922 г.
8. Beseda s Arkadiem Averčenko// Národní listy. 1 августа 1924 г.
9. Spisovatel Arkadij Averčenko mrtev // Reforma. 13 марта 1925 г.
10. Tragiczny los literata-humorysty // Dziennik Ludowy. 11 февраля 1925 г.
11. Památce ruského spisovatele Averčenka // Č. S. R. 21 марта 1925 г.
12. Předmluva k českému vydání / Arkadij T. Averčenko. Výstřední povídky. Praha, Nakladatel Jos. R. Vilímek, 1923.
13. Ve prospěch pomníku Arkadia T. Averčenka// Národní listy. 26 октября 1930 г.
14. Z uměleckého a kulturního života. Arkadij Averčenko // Moravskoslezský deník. 8 августа 1922 г.
 
 
Сноски:
 
[1] Здесь и далее перевод с чешского языка Анны Хлебиной.
[2] Spisů A. Averčenka dil I. — Knihovna slovanských autorů. V Praze — Smíchově, 1910.
[3] Veselé figurky a příhody. — Praha, Hejda & Tuček, 1914.
[4] Йозеф Вениг (Josef Wenig, 1885—1939) — знаменитый чешский художник, классик книжной иллюстрации, театральный художник. Только за первые десять месяцев существования пражского Театра на Королевских Виноградах создал костюмы и декорации к 45 постановкам.
[5] «Злата Прага» (Zlatá Praha) — иллюстрированный журнал, издававшийся в 1864—1865 и 1884—1929 годах.
[6] Ян Сватек (Jan Svátek, 1883—1958) — издатель художественной и научно-популярной литературы из г. Чешские Будейовицы. Издательство существовало в 1909—1948 годах. Ян Сватек считается одним из наиболее выдающихся деятелей национальной культурной жизни в Ч. Будейовицах.
[7] Карел Кутльвашр (Karel Kutlvašr, 1895—1961) — чехословацкий легионер, генерал, возглавивший в 1945 году Пражское восстание.
[8] Всего вышло 12 томов: т. 1—4 в 1923 году, т. 5—10 в 1924 году, т. 11—12 в 1925 году.
[9] Впервые юмористическая «Автобиография», стилизованная под тексты Марка Твена, увидела свет в сборнике Аверченко «Веселые устрицы» (Птб., 1910). Для пражского собрания сочинений писатель дополнил ее фактами собственной биографии после 1910 года.
[10] Здание стоит и сейчас, это Новый церемониальный зал (Nová obřadní síň) по адресу: Vinohradská 157, Praha 3, на углу улиц Jana Želivského и Vinohradská.
[11] Габриэла Горватова (Gabriela Horvátová, 1877—1967) — меццосопранистка. Родилась в Хорватии, с 1903 по 1929 годы выступала в пражском Национальном театре, считается одной из наиболее выдающихся артисток, работавших на его сцене. Была близком другом композитора Леоша Яначека.
[12] Эмиль Поллерт (Emil Pollert, 1877—1935) — чешский оперный певец, бас. В свое время был главным исполнителем басовых ролей в Национальном театре. За свою насыщенную творческую жизнь исполнил 221 роль более чем в пяти тысячах представлений. В 1928 году был награжден государственной премией. Основатель Клуба солистов Национального театра.
[13] Василий Адрианович Левицкий (1880—1940) — оперный певец, солист театра Зимина в Москве и Чешского Национального театра в Праге, музыкальный педагог, дирижер Казачьего хора в Праге. Похоронен в Праге на Ольшанском кладбище.