© В. Д. Миленко

КОРНЕЙ ЧУКОВСКИЙ - САША ЧЕРНЫЙ - АРКАДИЙ АВЕРЧЕНКО:

К ИСТОРИИ КОНФЛИКТА 

Для цитирования: Миленко В. Д. Корней Чуковский - Саша Черный - Аркадий Аверченко: к истории конфликта //

Гуманитарная парадигма. 2019. № 2(9). С. 5-22 

__________________________________________________________________________

 

«Оттепельное» возвращение творчества сатириконцев Саши Чёрного и Аркадия Аверченко произошло во многом благодаря Корнею Чуковскому. Он инициировал выпуск томика стихов Саши Чёрного в Большой серии «Библиотеки поэта» (1960), редактировал его и написал к нему предисловие, хотя и жаловался в дневнике: «Я вожусь с Сашей Чёрным и… вижу, что сказать мне о нём нечего» [16, с. 289]. Позднéе это предисловие, несколько расширенное, вошло в сборник мемуарных очерков Чуковского «Современники. Портреты и этюды» (1962), и объективно сложилось так, что оценки Чуковского стали каноническими. А именно: Саша Чёрный был слабый человек, никогда не улыбался, «чувствовал себя в „Сатириконеׅ“ чужаком», а Аркадий Аверченко, напротив, был «круглолицый», «очень плодовитый писатель, неистощимый остряк, заполнявший своей юмористикой чуть ли не половину журнала» [12, с. 5].

Предвзятость Чуковского очевидна. Впрочем, Сашу Чёрного он изобразил сравнительно светлыми красками, возможно, зная, что жива его вдова, и не желая ссориться с «русским Парижем». Зато портрет Аверченко сочится ядом, и в то же время он — результат перемен: о редакторе «Сатирикона» стало можно говорить. В том же 1962 году, когда вышли «Современники…», 21 декабря, случилось невероятное: «Правда» перепечатала фельетон Аверченко «Крыса на подносе». А в 1964 году вышел его сборник «Юмористические рассказы» — впервые за 36 лет полного издательского забвения писателя на Родине.

Так сама жизнь поставила точку в давнем конфликте Чуковского с этими сатириконцами. О причинах размолвки Корней Иванович хотя и рассказывал в том же мемуарном очерке, но без деталей, и называл лишь две стороны: себя и Сашу Чёрного[1]. О третьей стороне — Аркадии Аверченко — он умолчал. Вероятно, не хотел ворошить историю «поединка», в котором если и не проиграл, то не одержал победы. Тем не менее, история эта неизбежно получила огласку при издании новейшего 15-томного собрания сочинений Чуковского (М. : ТЕРРА-Книжный клуб, 2001–2009). В 7-м томе, куда вошла публицистика 1908–1915 гг., были переизданы критические статьи Чуковского о «Сатириконе», а в комментариях приведены названия ответных статей Аверченко и выдержки из них.

Детально ознакомившись с этой полемикой, мы пришли к собственному видению её «технологии» и причин. Поэтому предлагаем впервые рассмотреть конфликт как минимум в трёх плоскостях: политической, профессиональной (в том числе коммерческой) и затем уже — личной. Сразу оговоримся: о первых двух пока можно судить лишь гадательно, последнюю же ярко иллюстрируют письма Аверченко к Чуковскому, которые мы также впервые публикуем и комментируем в приложении к данной статье.

***

Для понимания подоплёки конфликта, как нам кажется, следует отталкиваться от революционного 1905 года, в конце которого Чуковский начал издавать и редактировать в Петербурге сатирико-юмористический журнал «Сигнал». На № 4 за политическую резкость издание было запрещено; в отношении редактора возбуждено судебное разбирательство. Пока оно шло, Чуковский продолжал de facto редактировать новую версию журнала, «Сигналы», хотя de jure в выходных данных значилось другое лицо. Финал этой истории оказался плачевным: Чуковского приговорили к заключению в крепость на полгода и — это важно! — к лишению права редактировать и издавать периодику сроком на 5 лет.

По счастью, тюрьмы Чуковский избежал, а вот отвечать головой за что либо с тех пор опасался. В то же время сатирическая энергия требовала выхода, и Чуковский направил её на литературную критику. На этом поприще он, вчерашний одесский фельетонист, был далёк от академизма и формулировал свои выводы эмоционально, живо и убийственно остроумно. Современник восклицал: «…критик ли вообще Корней Чуковский? Ведь он сам неоднократно, в разгаре прений, любит повторять, что он отнюдь не критик, а только фельетонист» [8].

Словом, Корней Иванович продолжал существовать в стихии смеха, поэтому за «Сатириконом», возникшим в апреле 1908 года, наблюдал пристально и, полагаем, пристрастно. Он был уверен, что знает, как нужно делать сатирический журнал, и раздражался оттого, что Аверченко, по его мнению, что-то делал не так. Такова наиболее вероятная профессиональная подоплека грядущего конфликта, и всё-таки не она, думаем, была основной.

Забежим вперёд: Чуковский станет нападать на «Сатирикон» со страниц газеты «Речь», что издавалась партией кадетов, редактировалась главой этой партии П. Н. Милюковым и кадетом И. В. Гессеном. В связи с этим трудно говорить о творческой свободе Чуковского и весьма сомнительно утверждать, что «Сатирикон» он «обижал» по каким-то личным мотивам. Все его упреки в адрес журнала в конечном счёте сводились к тому, что «Сатирикон», объявивший себя наследником боевой сатиры 1905 года, «поправел», обуржуазился, сдал прогрессивные позиции. А это — политика.

Так мы подходим к самому сложному и даже неприятному моменту. Если Чуковский – в этом конкретном конфликте с «Сатириконом» - выражал позицию кадетов, то с кем они сводили счёты? Какие политические силы стояли за «Сатириконом»? До сих пор никто даже не пытался ответить на этот вопрос: нет никаких данных, а просмотр подшивок журнала не даёт однозначного результата.

Говорить о независимости этого популярнейшего и фактически единственного в стране сатирического издания по меньшей мере наивно. Сам факт его долгой жизни (в тех-то условиях!) убеждает в обратном. Однако редактор издания Аверченко — по крайней мере, в известных нам источниках — не проговорился. Ре-Ми и Радаков, ведущие художники «Сатирикона», могли ничего и не знать. А проговорился, как нам кажется, издатель журнала М. Г. Корнфельд. В своих «Воспоминаниях» он рассказал, что «Сатирикону» покровительствовал А. В. Бельгардт, начальник Управления по делам печати, в чьё ведение входил и Цензурный комитет. Бельгардт был другом П. А. Столыпина, в то время премьер-министра и министра внутренних дел. Корнфельд не скрыл даже того, что некоторые рисунки негласно пропускал в печать лично Столыпин [7, с. 273]. Кроме того, как не вспомнить сейчас о том, что поклонником журнала был император, что он приглашал Аверченко читать в Царском Селе и т. д. Если наши предположения хотя бы отчасти верны, то совершенно ясно, почему Аверченко унёс всё это с собой могилу. Слишком большая политика. Однако в данном случае нападки «Речи» на «Сатирикон» становятся понятны. Как и содержание статей Чуковского, к которым возвращаемся.

Принято считать, что о Саше Чёрном Чуковский впервые услышал ещё в 1905 году, потому что в его архиве остались черновики сатир поэта того времени. Аверченко же приехал в столицу в конце 1907 года и очень скоро, по его словам, познакомился с модным критиком Чуковским [6, с. 6]. Тот похвалил его рассказы и клятвенно заверил, что скоро напишет о нем большую хвалебную статью. Однако так ничего и не написал, зато пообещал, что скажет об Аверченко в своей новой лекции «Нат Пинкертон и современная литература». Каково же было удивление Аверченко, когда 15 октября[2] 1908 г., присутствуя на лекции, он услышал, а после публикации лекции и увидел свою фамилию в следующем пренебрежительном контексте: «…возник новый литературный род — пародия; и откуда-то вдруг, во все газеты, высыпало множество весёлых людей, шутников, пересмешников, и каких талантливых: О. Л. Д’Ор, Аркадий Аверченко… — и уж самим своим существованием они заявили: ни на каком костре мы гореть не хотим, да и вас не зовём гореть, нам бы передразнить кого-нибудь» [13, с. 57].

Трудно понять, тут хула или похвала. С одной стороны, отметили талант, с другой — упрекнули в фиглярстве и уводе читателя от гражданского «горения». Поэтому через 10 дней после лекции Аверченко ответил в том же духе хулы-похвалы: «Сатирикон» (№ 29) напечатал шарж Ре-Ми «Наши критики» на Чуковского, Петра Пильского и Максимилиана Волошина. Чуковский — длинный и гуттаперчевый, как змея, с пятачком вместо носа — играл куклами Леонида Андреева и Ната Пинкертона. Тут же, впрочем, Аверченко осёкся и на всякий случай сдал назад: в № 31 напечатал фельетон о В. М. Пуришкевиче «Большой человек» с посвящением Чуковскому. Поводом для фельетона послужил запрет на постановку пьесы О. Уайльда «Саломея», к которому оказался причастен Пуришкевич, заявивший, что действовал «как русский человек, обязанный стоять на страже православия» [10]. Аверченко знал любовь Чуковского к творчеству Уайльда и хотел, по-видимому, выразить с ним солидарность.

Искал благосклонности Чуковского и Саша Чёрный, быстро ставший ведущим поэтом «Сатирикона». Корней Иванович бывал у него дома, обещал помочь в издании первой книги стихов, одним словом, их связывали уже и личные отношения. 8 марта 1909 года Чёрный напечатал в «Сатириконе» (№ 10) сатиру «Быт» («Ревёт сынок. Побит за двойку с плюсом…») с посвящением Чуковскому[3]. Это стихотворение и теперь одно из самых известных, и в то время было замечено, потому что поэт уже «гремел». Вместо благодарности Корней Иванович нанёс удар, положивший начало его конфликту с сатириконцами — или, как говорил Саша Чёрный, «критическому боксу».

16 августа 1909 года «Речь» напечатала статью «Современные Ювеналы», в которой Чуковский последовательно развенчивал Сашу Чёрного (вернее, «нищего духом» лирического героя его сатир), «Сатирикон», сделавший этого Сашу голосом интеллигенции, и «китов» журнала — Аверченко и художника Ре-Ми. Начиналась статья с выборки цитат из стихотворений Саши Чёрного, в которых лирический герой ругал себя «дураком», «истуканом», «ослом», «идиотом». Чуковский, отмечая стремление тогдашних поэтов к совершенно иным материям — провозглашению себя богами, — назвал Сашу Чёрного «удивительным поэтом», который «выводит себя на позор» [13, с. 436]. Также он обозвал его «инфузорией» и «писателем микроскопическим» [Там же]. Далее критик обрушился на «Сатирикон» (основной упрёк — в сытости и политической беспринципности), а ещё далее — на Аверченко и Ре-Ми, у которых «прожорливость… крепчайшие зубы и феноменальный желудок», которые «румяны и безмятежны» [13, с. 444]. Вот они, современные Ювеналы — даже удивительно, что их преследует цензура.

Если не принимать во внимание указанные нами выше факты о «Речи» и «Сатириконе», то появление этой статьи трудно объяснить. А вот при учёте их объяснение находится мгновенно. Статья появилась в разгар предвыборной гонки: на 21 сентября 1909 года были объявлены дополнительные выборы в III-ю Государственную Думу, и кадеты оказались в центре этого процесса. Место в Думе освободилось из-за исключения их депутата А. М. Колюбакина. Желая провести в Думу другого своего депутата (забежим вперед: так и случится, победит кадет Н. Н. Кутлер), партия мобилизовала все свои агитационные ресурсы, и «Речь» устами Чуковского обеспечила ей рекламный скандал. Предвыборная гонка началась именно в августе 1909 года, после обнародования высочайшего указа о проведении дополнительных выборов. Тогда же «ударил» Чуковский.

Если мы на правильном пути, то и выбор «жертв» можно объяснить. О «Сатириконе» и его предполагаемых покровителях мы уже говорили, а вот Саша Чёрный метнулся тогда к социал-демократам и печатался в их газете «Новый день», созданной специально под эти выборы в Думу[4]. Нам даже кажется странным, что Саша Чёрный, по признанию Чуковского, «разгневался чрезвычайно» на «Современных Ювеналов» и прекратил с ним «всякие отношения» [12, с. 16]. Полагаем, поэт не мог не понимать заказного характера статьи, а обиделся по личной причине — на «инфузорию» и «писателя микроскопического».

Итак, «бокс» начался, однако «слабый» (по словам Чуковского) Саша Чёрный на самом деле очень грамотно провёл линию защиты. Сначала он поквитался с кадетами. 5 октября 1909 года в социал-демократическом «Новом дне» напечатал сатиру «Невольное признание» на Гессена и Милюкова. Те — конституционные демократы! — спорили, есть ли вообще в России конституция: «Долго сидели в партийной печали. / Оба курили и оба молчали». А 17 октября 1909 года «Сатирикон» (№ 42) напечатал издевательское стихотворение Чёрного «Перед началом Думских игр (Беспартийная элегия)»: «Избранников кадет до крупных слёз мне жалко… / Позвольте мне над ними порыдать!». Назвав кадетских депутатов «девушками», поэт не забыл и обидевшую его газету: «О, лучше б дома пить им чай с лимоном, / Мечтать о Лондоне, читать родную „Речь“».

Что же касается Чуковского, то Саша Чёрный обвинил его в филологической некомпетентности: в своей статье тот не сделал различия между лирическим героем и автором. Об этом известная филиппика поэта о том, что за стихотворением, написанным от лица женщины, вполне может скрываться автор-мужчина, «и даже с бородою». Сначала она появилась в том же номере «Сатирикона» от 17 октября 1909 года, где и «Перед началом Думских игр…», в качестве строфы в стихотворении «Деликатные мысли», а позднее обрела самостоятельную жизнь и заглавие «Критику».

Аверченко же — по крайней мере, публично — никак не отреагировал. Ранее мы уже предполагали, что он скорее обрадовался «Современным Ювеналам»: у «Речи» был 40-тысячный тираж [9, с. 115]. Кроме того, Чуковский произвёл искусный манёвр, заявив в итоговом обзоре литературы за 1909 год, что «Сатирикон» целый год его радовал: «…может быть, единственный у нас сейчас журнал, где есть молодость, творчество, таланты, надежды... Бог весть, откуда взялась эта дружная артель даровитейшей молодёжи — с такой обострённой чуткостью ко всякой пошлости, с таким заразительным смехом! Во главе их беллетрист Аркадий Аверченко, которого давно пора „открыть“ ˂…˃ Он порою неразборчив в средствах, он часто груб, он подражает то Джерому, то Чехову, — но в нём целые залежи юмора, здоровья, и его аппетиту к жизни невольно завидуешь от души» [13, с. 469]. Как видим, акценты принципиально иные.

Словом, «Современные Ювеналы», если и разрушили товарищеские отношения Чуковского с Сашей Чёрным, то пока не задели редактора «Сатирикона». Об этом можно судить по очень тёплому тону его письма Чуковскому, которое мы приводим в Приложении под № 1. Аверченко приглашал Корнея Ивановича с супругой в театр или кинематограф, балагурил и дурачился [3]. Между тем, мы склонны датировать письмо январем 1910 года, т. е. уже после «разгрома» в «Речи».

Вполне вероятно, что Аверченко не хотел портить отношения, так как готовил к изданию свои первые книги: одну, «Юмористические рассказы», выпускал «Сатирикон», другую, «Зайчики на стене», — издательство «Шиповник». Тон его письма, публикуемого под № 2 и датируемого нами мартом 1910 года, — ещё более дружеский, где-то даже услужливый. К письму прилагались «Юмористические рассказы», о которых автор так хотел получить отзыв, что подписался «Ваш покорный раб и холопишка Аркашка Аверченко» [4]. Конечно, это шутовство, но заверяем: многие годы изучая эпистолярное наследие Аверченко, такой его тон встречаем впервые. Писатель настолько трепетал перед Чуковским, что выражал «неистовый восторг» по поводу его недавних фельетонов в той же «Речи», зазывал критика на обед к Софье Наумовне, своей тогдашней возлюбленной, и заканчивал письмо припиской, в которой оказался провидцем: «А „стружки“-то, а? Обещали нам, а даёте в „Речь“. Очень мило! Вот теперь Гессена и поколотят. А меня бы не поколотили!» [Там же].

Берёмся утверждать, что упоминается выпуск рубрики Чуковского «Литературные стружки» от 7 марта 1910 года, повлёкший за собой громкий скандал (его и предсказывал Аверченко). В этом выпуске Корней Иванович обвинил журнал «Современный мир» в мошенническом обмане читателей и подписчиков: анонсировали-де на 1909 год произведения, которые так и не напечатали. Редактор «Современного мира» Н. И. Иорданский потребовал от Гессена публичного опровержения и извинений, в противном случае — дуэли. Потом был назначен литературный суд чести; заседания шли с 27 марта по 1 мая 1910 года.

В этом «боксе» тоже был политический оттенок: за «Современным миром» стояли социал-демократы. Не можем не подчеркнуть: Аверченко утверждал, что его не «поколотили» бы, т. е. Иорданский не посмел бы призвать его к ответу (?). Чуковский не мог похвастать тем же. На него обрушился такой поток брани, что в письме В. Я. Брюсову от 2 апреля 1910 года он жаловался: «…я так развинтился, что (буквально!) реву от иной газетной заметки» [17, с. 218]. Далее Чуковский благодарил Брюсова за то, что тот единственный его поддержал. Однако уже через несколько дней его поддержал и Аверченко, вставший в этом профессиональном конфликте редакторов на сторону Гессена. 9 апреля 1910 года в «Сатириконе» (№ 15) было напечатано стихотворение Владимира Воинова «„Миро“-понимание и „Миро“-ощущение», осмеивающее Иорданского (см. комментарий к письму № 3 в Приложении).

 

СМ. ПРОДОЛЖЕНИЕ