М. Гоголин

АРКАДИЙ АВЕРЧЕНКО: КНИГИ, АВТОГРАФЫ, ЭКСПРОМТЫ

(ПО МАТЕРИАЛАМ ЧАСТНОГО СОБРАНИЯ)

 

ОБ АВТОРЕ: Гоголин Михаил Юрьевич - собиратель антикварных и букинистических изданий, член Московского клуба библиофилов (г. Москва)

Доклад был прочитан на CLXIX заседании Московского клуба библиофилов 18. 10. 2012 г. 

Опубликован: Московский клуб библиофилов: Двадцать заседаний. CLIX – CLXXVIII – М.: МКБ, 2014.

 

Мое сообщение затрагивает тему личной библиотеки, пожалуй, самого знаменитого русского юмориста – Аркадия Аверченко. Насколько мне известно, этот вопрос никогда не являлся предметом исследования, к тому же, учитывая обстоятельства жизни писателя, он с трудом доступен для изучения. Я лишь попытаюсь наметить некоторые подходы к этой теме, опираясь на материалы из своего архива.

Аркадий Тимофеевич Аверченко, «король смеха», писатель, фантастически популярный в России, известный всем и каждому, друживший с десятками людей, остаётся, между тем, одной из самых закрытых фигур в русской литературе. До самых последних лет не было известно доподлинно, ни когда он родился (дата на его надгробии разнится от истинной на 4 года), ни от чего в действительности умер. Он был весь на виду и вместе с тем скрыт от окружающих маской записного весельчака и повесы, надёжно защищавшей его внутренний мир.

Впрочем, он и сам немало поспособствовал мифологизации собственного образа – во всяком случае, автобиография Аркадия Аверченко существует по меньшей мере в четырёх версиях, не считая псевдобиографических экскурсов, включенных во многие его произведения. Еще менее прояснены подробности личной жизни писателя.

Как известно, Аркадий Тимофеевич прибыл в Петербург налегке, имея лишь 11 рублей в кармане. Став редактором «Сатирикона», он долгое время проживал в меблированных комнатах, меняя их по мере роста благосостояния, и обосновался, наконец, на ул. Гоголя, в непосредственной близости от знаменитого литературно-артистического ресторана «Вена», где и предпочитал проводить свой досуг. Так продолжалось всю «сатириконовскую» эпоху, до тех пор, пока летом 1913 он не сделался редактором и соиздателем «Нового Сатирикона».

В соответствии с новым статусом, Аверченко переехал в роскошные трехкомнатные апартаменты на Троицкой улице, рядом с редакцией. Сотрудников и посетителей он, впрочем, частенько принимал у себя дома. Сохранилось подробное описание его квартиры. Кабинет: «большая комната, стены обшиты сукном лилового цвета, огромная библиотека»; спальня: «на стенах сукно синего цвета. Рядом с кроватью, заваленной книгами и газетами – граммофон и штанги»; столовая, она же приемная: «кремовые обои, на стенах – полотна Репина, Билибина, Добужинского, Бенуа…»[1].

Как видим, квартира вполне отвечала его имиджу – «излучающего здоровье, улыбающегося человека, всегда элегантного» и т.п. Но что же действительно увлекало Аркадия Аверченко, кроме так бросавшегося современникам в глаза пристрастия к шикарной жизни: тростей с изысканными набалдашниками, костюмов от кутюр, перстней с бриллиантами и прочих эпикурейских слабостей «короля смеха»? Насколько можно судить, он был не чужд пристального интереса к сценическому искусству – любовь к опере и оперетте сменялась тягой то к фарсам, то к драматическим постановкам (впрочем, тут не обошлось без личного мотива – его музами чаше всего становились именно актрисы); домашние упражнения со штангой сочетались с увлечением французской борьбой, перешедшим в пристрастие к игре на скачках; и всё вместе перемежалось бесконечными походами по ресторанам, шантанам и прочим увеселительным заведениям.

Что же касается библиофильской страсти, то прямых указаний на её наличие у Аркадия Тимофеевича нет. Вышеупомянутая «огромная библиотека», по всей видимости, была у него, скорее, парадной частью интерьера – наряду с картинами модных художников и новинками техники. Во всяком случае, в профильной литературе отсутствуют упоминания его имени в связи с какой-либо собирательской активностью – ни книжные редкости, ни бронза, ни фарфор не прельщали модного и состоятельного писателя. Даже собственного экслибриса, в отличие, например, от Тэффи, у него не было. Вместо этого Аверченко обзавёлся более утилитарным книжным атрибутом – «авторской охранительной маркой»: роскошная, напечатанная на золотом фоне небесно-голубая марка, украшенная по углам стилизованными театральными масками, была выполнена Сергеем Чехониным в 1912 г.

 

Эта же «охранительная марка» год спустя сыграла ещё одну, не совсем обычную, роль – она послужила своего рода сертификатом подлинности для 17-го, особого издания самой популярной книги Аверченко «Весёлые устрицы» (1913). Отличается оно от всех прочих тем, что на этот раз «Устрицы» вышли не под маркой «Сатирикона», как раньше, или «Нового Сатирикона», как позднее, а в издательстве «Освобождение» С.И. Питтеля. Причиной данной метаморфозы явился известный конфликт в журнале «Сатирикон», в результате которого почти все члены редакции во главе с Аверченко вышли из её состава и вскоре основали собственный журнал и издательство «Новый Сатирикон». Конфликт этот сопровождался как «судом чести» между Аркадием Аверченко и М.Г. Корнфельдом, так и рядом обоюдных исков и претензий, в том числе и по поводу авторских прав писателя на его книги. «Суд чести» закончился, в сущности, ничем, а вот права на книги остались за автором. Но, поскольку к «Сатирикону» он уже отношения не имел, а «Новый Сатирикон» был ещё только в стадии формирования, новое издание «Весёлых устриц», сохранив и старую обложку, и прежний набор, вышло с чужой маркировкой.

В самом конце книги, после оглавления, был подшит дополнительный лист с наклеенной посерёдке авторской охранительной маркой Аркадия Аверченко и грозной, хотя и несколько безграмотной, надпечаткой: «За продажу без марки будет преследоваться по закону». Вероятно, причиной этого было стремление обезопасить себя от попыток Корнфельда реализовать часть, возможно, остававшегося в его распоряжении тиража сборника.

Как известно, Аверченко всегда старался придерживаться достаточно жесткой и прагматичной издательской политики, хотя некоторые библиофильские замашки у него всё же можно отметить.

В первые годы своего существования «Сатирикон» выходил в двух вариантах – на обыкновенной бумаге (для розничной продажи) и на веленевой (для господ подписчиков). 12-е издание всё тех же «Весёлых устриц» (1911) также имело две разновидности – на простой бумаге и особую, на полуватмане – раза в два потолще. Прочих различий, в том числе и ценовых, эти разновидности не имели и, вернее всего, толстая бумага отличала подносные либо авторские экземпляры. Подобный экземпляр достался мне в паре со сборником «8 пьес и инсценированных рассказов» (1913), снабжённым «авторской охранительной маркой» и испещрённым густой режиссёрской разметкой и схемами мизансцен.

Что интересно, обе эти книги отмечены сходным дефектом – и там и там при помощи дамских маникюрных ножниц изъято одно и то же произведение: в одном случае – рассказ «Четыре», в другом – его инсценировка. По всей видимости, книги эти позаимствовала из библиотеки Аверченко его очередная пассия из актёрского мира.

Ещё один том из библиотеки Аркадия Авер-ченко, доставшийся мне, – конволют, состоящий из 2-й («Зайчики на стене») и 3-й книг его юмористических рассказов, вышедших в издательстве «Шиповник» (1910-1911). Книга одета в обычную полукожу с простенькой мраморной бумагой. Вдоль корешка обложки просматривается частично заклеенный форзацем авторский инскрипт – указание мастеру-переплётчику: «Переплести в один переплёт обе книги аккуратно, не срывая обложек, и на корешке написать: Аверченко том 2 – 3». К слову, указания Аркадия Тимофеевича были выполнены только частично – обложки сохранены, но на корешке, кроме фамилии автора, оттиснута лишь цифра 2.

Продолжая театральную тему, могу продемонстрировать сборник «Чёрным по белому» (1913) с автографом, адресованным О.Н. Миткевич – актрисе, сыгравшей, к сожалению, весьма неблаговидную, чтобы не сказать преступную, роль в судьбе другого знаменитого русского юмориста, «короля фельетона» – В.М. Дорошевича. Надпись гласит: «Ольге Николаевне / Миткевич / от / тихого, но верного / почитателя её / таланта. / Арк. Аверченко».

Возвращаясь к теме «охранительных знаков» писателя, хочу показать вам крайне любопытный инскрипт на другой его книге – «Синее с золотом» (1917): «Эта книга – личный / экземпл[яр] Аркадия / Аверченко. Нашедшего / прошу вернуть за /вознаграждение в 100 кр[он]».

Как известно, с лета 1922 г. в промежутках между бесконечными гастролями писатель проживал в пражском отеле Zlata Husa. Поспешный отъезд, по сути – бегство из метрополии и годы скитаний по задворкам обезумевшей и развалившейся империи, кочевая жизнь в эмиграции, неопределённость перспектив и прочие деструктивные моменты, разумеется, не могли способствовать налаживанию привычного быта бывшего петербургского сибарита и бонвивана. Обширная его библиотека осталась и сгинула в Петрограде, и «Синее с золотом» было приобретено им уже в эмиграции, отсюда и стремление хотя бы таким образом попытаться сохранить в суматохе постоянных разъездов этот осколок прошлой жизни. За границей писатель не бедствовал, однако и крупных трат он позволить себе уже не мог, на что указывает и сравнительно невысокая премия, предназначавшаяся вернувшему книгу: 100 крон, как сам он отмечал в одном из пражских рассказов, стоил жареный гусь в дешёвой харчевне…

Касаясь темы эмигрантской жизни Аверченко, хотел бы привести одну любопытную рукопись, случайно ко мне попавшую. Это неопубликованное стихотворение ближайшего приятеля Аркадия Тимофеевича, художника и поэта Алексея Радакова. Оно выполнено на обороте какой-то старой финансовой ведомости полувыцветшими орешковыми чернилами. Дата не проставлена, но, вероятно, эти стихи можно датировать серединой-концом 1920 -х.

По всей видимости, они были вызваны размышлениями Алексея Александровича о заграничных скитаниях и переживаниях своего покойного друга. Вместе с тем это обобщённый образ русского эмигранта в Париже – городе, до которого Аркадию Аверченко так и не суждено было добраться.

Вот это стихотворение.

                                   Воспоминания

(Посвящаю моему другу Аркадию Аверченко)

 

Когда по родине, в бессилии, тоскуя,

Беру а[в]то и мчусь куда-нибудь…

Я вспоминаю, как крестьянин, торжествуя,

На дровнях обновляет путь.

 

В Зоологическом весёлою шумихой

Французов тешит обезьяний полк…

Я думаю: у нас с голодною волчихой

Выходит на охоту волк.

 

Когда француз, собой и всем довольный,

К обедне в Сен-Сюльпис идти готов…

Я вспоминаю, как гудят в первопрестольной

Все сорок сороков!

 

И ты не дашь, и ты не дашь покоя,

Парижа шумного смеющаяся дочь!

Ведь ты, француженка, не знаешь, что такое

Украинская ночь!

 

Убогая, нарядная! До срока

Покрыла твой простор воспоминанья тень!

О Русь, тебя из чудного далёка

Я вижу каждый день!

 

А.Радаков

 

Завершить своё сообщение мне бы хотелось экспромтом из литературного альбома бывшего сотрудника «Сатирикона» – Казимира Ромуальдовича Милля (Полярного). Судьба этого альбома печальна: не так давно он был разъят владельцем на отдельные листы, которые и были распределены между несколькими библиофилами. Более всего повезло А.Ф. Маркову – ему досталось целых 14 страниц. В своё время была у нас мысль сделать сборную публикацию и хотя бы текстуально воссоздать этот интереснейший литературный памятник, но преждевременная кончина Анатолия Фёдоровича помешала осуществить эту затею[2].

Мне из альбома Милля перепало всего-то полтора листа – с записями Аверченко, Бухова, Свэна и прочих юмористов. Недатированный экспромт Аверченко весьма забавен: в нём ему удалось остроумно обыграть собственное поэтическое бессилие:

Элегантные стихи

Милый, милый Казя,

Милый Казимир,

В карман за словом слазя,

Кричу на целый мир:

Ура вам, Казимир!

Аркадий Аверченко

В качестве постскриптума приведу ещё одно небезынтересное стихотворение из альбома Милля – острую политическую эпиграмму на В.И. Ленина, чудом дожившую до нашего времени на вот этом обрывке листа:

                                  Два крещения Руси

Владимир Киевский безбожных россиян

Крестил в Днепре кощунственной рукою.

Все примирились с мерою такою:

Во-первых, он – святой, а во-вторых – был пьян.

Теперь Владимир вновь прокняжил на Руси,

Ильич навек себя прославил –

Уж не над Киевом… Нет, боже упаси! –

На всей России крест поставил.

 

Подписана эта эпиграмма – «Ковбой». «Словарь псевдонимов» И.Ф. Масанова оказался в данном случае бессилен. Идентифицировать автора по почерку нам, к сожалению, также не удалось.

Быть может, кто-либо сможет внести ясность в этот вопрос?