Приветствую Вас Гость
Меню сайта
Родственники АверчСаша ЧерныйТелеспектакльС. Черный ЖитомирФильм об Аверченко |
© В. Д. Миленко ПИСЬМА А. Т. АВЕРЧЕНКО К Е. Ф. ПЕТРЕНКО: НЕИЗВЕСТНЫЕ ФАКТЫ ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ ПИСАТЕЛЯ ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ: Миленко В. Д. Письма А. Т. Аверченко к Е. Ф. Петренко: неизвестные факты личной жизни писателя // XII Международные Севастопольские Кирилло-Мефодиевские чтения: сборник научных работ. — Севастополь: «Издательство «Шико» Севастополь», 2018. — С. 29-45. _____________________________________________________________________________________________ Что же касается письма Линского, то его можно датировать как 1916-ым, так и 1917-ым годом. О том, что Линский присутствовал в жизни Аверченко уже в 1916 г., свидетельствует № 40 популярного столичного журнала «Театр и искусство» от 2 октября 1916 г. В этом номере был помещен шарж Линского на Аверченко и — что для нас важно — фотография Петренко в роли Марины в опере «Добрыня Никитич», поставленной в Народном доме. Подтверждением близости Линского к семье Петренко служат и два подлинных шаржа его работы, сохранившиеся у потомков.
Дальнейшая история их отношений с Аверченко туманна и подтверждается в основном одной семейной легендой. Факт один: к осени 1916 г. Елизавета Федоровна была свободна; 26 октября ее муж С. Р. Миротворцев женился повторно. Однако оформить свои отношения они с Аверченко то ли не хотели, то ли не успели. По окончанию сезона в ТМД, на лето 1918 г., Елизавете Федоровне с огромным трудом, но удалось выехать в Ахтырку (в следующий раз она увидит Петроград, ставший Ленинградом, только через тридцать лет). Аверченко же попал в сложную ситуацию: 18 июля большевики закрыли его «Новый Сатирикон», сам он, опасаясь ареста, изыскивал все средства для выезда из Петрограда, что удалось только во второй половине сентября. Теперь цель его поездки в ставшую независимой Украину выглядит совсем иначе: он ехал к жене, ждавшей его в Ахтырке. А совсем не к севастопольским родным, как это считалось до сих пор. Считалось, правда, с оговорками, т.к. он к ним не торопился и прибыл только через 5 месяцев после бегства из Петрограда. В архиве писателя сохранилось разрешение на выезд из РФСР, выданное ему в Петрограде. Согласно отметкам о пересечении тогдашних границ, он въехал в Харьков 31 октября 1918 г. Пробыл там совсем недолго, и в первых числах ноября уже был в Ростове-на-Дону, где прожил более двух месяцев. До сих пор эта задержка по пути в Севастополь не поддавалась разумному объяснению. Теперь же выяснилось, что в Ростове-на-Дону слегла в сыпном тифе Елизавета Федоровна, возвращавшаяся из большого турне по югу России и Кавказу. По-видимому, она поправилась к январю 1919 г., потому что он смог ее оставить и уехать. Петренко же, по ее словам, получила приглашение преподавать в только что открывшейся консерватории Екатеринодарского отделения Императорского Российского музыкального общества. Подтверждение находим в новейшей монографии, где о консерватории сообщается: «Класс вокала вела известная в России и за рубежом оперная певица Е. Ф. Петренко» [5, с. 91].
Аверченко же через Екатеринодар, далее Новороссийск морем ушел в Крым. Там были назначены его вечера юмора и, судя по всему, задерживаться там он не собирался. Однако, по его словам, «застрял в Севастополе»: в середине апреля 1919 г. туда прорвались большевики и оставались там до конца июня. Петренко же на летние каникулы как обычно уехала в Ахтырку. Теперь понятно, зачем писатель, как только Добровольческая армия освободила Крым и Севастополь, в такое сложное время, поехал в Харьков. Местная газета «Южный край» сохранила дату его второго и прощального вечера в театре харьковского Коммерческого клуба: 22 августа (4 сентября) 1919 г.
Открытка адресована матери Елизаветы Федоровны, была с кем-то передана — и дошла до адресата: «Маме Дорогая Мамочка! Мне без вас скучно — где мама папа? Надеюсь, Журка вас не засыпает поцелуями, а Лиза и Лида Вас слушаются. Крепко обнимаю Вас».
Открытка подтверждает семейную легенду: писатель ждал Елизавету Федоровну (и остальных Петренко) до последней возможности. Отчаялся, видимо, к лету, потому что 21 июня 1920 г. напечатал в газете «Юг России» фельетон «Осколки разбитого вдребезги», где устами своего литературного персонажа взгрустнул якобы о Мариинском театре: «Какие голоса были!.. Ах, Лиза, Лиза…» [1, с. 3]. Потом Аверченко ушел с Русской армией ген. П. Н. Врангеля, но — опять же по легенде — из-за границы давал о себе знать, утешал, что все это временно, ненадолго, что он скоро вернется. В 1921 г. Елизавету Федоровну особым распоряжением А. В. Луначарского вызвали в только что основанный московский Театр музыкальной драмы, и с тех пор ее жизнь была связана с Москвой. Родные переехали в Харьков: дом в Ахтырке был национализирован. Аверченко же в том же 1921 г. выпустил в Константинополе сборник «Записки Простодушного», который открыто посвятил другой женщине: молодой актрисе Юлии Прокопович-Горской. Возможны разные объяснения: либо их отношения с Петренко были исчерпаны, либо он был обижен на нее за то, что не приехала в Севастополь. Возможно и третье объяснение: так он спасал ее. Думал, что спасает. «Записки Простодушного» быстро попали в Советскую Россию и уже в 1922 г. под тем же названием были переизданы в Москве. Однако посвящение Прокопович-Горской пропало и никогда более не воспроизводилось; впервые воссоздано нами только в 2013 г. Здоровье Петренко было уже сильно подорвано, начались серьезные проблемы с сердцем, и она оставила сцену. С 1922 г. Елизавета Федоровна занималась преподавательской работой и — что небезынтересно — не ездила в Ленинград. В непростом, голодном 1923 г. ей предложили должность профессора вокального отдела Ленинградской консерватории — отказалась, сославшись на состояние здоровья и трудности переезда.
Петренко пережила своего ровесника Аркадия Аверченко на двадцать шесть лет, скончалась 26 октября 1951 г. в Москве и была похоронена на Новодевичьем кладбище. Коллеги в некрологе подчеркивали, что ушедшая всю жизнь посвятила искусству, что партия и советское правительство высоко оценили ее заслуги [13, с 2]. Елизавета Федоровна совсем немного не дожила до «оттепели», когда смогла бы наконец рассказать о своем Аркадии. Память о том, что он был в их семье, дольше всех хранила ее старшая сестра Лидия Федоровна, которой мы и обязаны обретением новой и важной страницы личной жизни Аркадия Аверченко. Сам же писатель настолько тщательно скрывал эту историю, что мы, свыше двадцати лет занимаясь изучением его биографии, никогда не встречали фамилии Петренко. Была только одна зацепка — «донжуанский список».
Выводы. Таким образом, материалы семейного архива и семейная легенда потомков певицы Е. Ф. Петренко дают основание утверждать: — отношения А. Т. Аверченко и Е. Ф. Петренко развивались как минимум с лета 1915 г., что подтверждается совместным фото и письмами; — воссоздание отношений Аверченко и Петренко в 1918-1920 гг. позволяет во многом по-новому трактовать события последних российских лет писателя, придает драме его эмиграции еще более глубокий трагизм; — после окончания Гражданской войны оба сохраняли свои отношения в тайне; — большинство компрометирующих материалов семейного архива Е. Ф. Петренко было уничтожено ее родственниками. Эта, ранее неизвестная история сердца писателя, безусловно, нуждается в дальнейшем изучении. Возможно, новые данные появятся после работы с письмами, представленными в эмигрантском архиве Аркадия Аверченко в РГАЛИ.
Выражаем огромную признательность за содействие и предоставленные материалы Олегу Павловичу Варенику (Почетному жителю Стрельны)
ЛИТЕРАТУРА
|
 |
Как указывалось в начале статьи, двадцать последних лет жизни Петренко отдала работе в Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского. К 1940 г., когда широко отмечалось ее 60-летие, имела профессорскую должность и возглавляла кафедру сольного пения. В 1946 г. в связи с 80-летием консерватории Елизавета Федоровна была награждена орденом Трудового Красного знамени. А через год она впервые за тридцать лет решилась увидеть Ленинград: поехала принимать выпускные экзамены в консерватории, которую некогда окончила. Полагаем, что высокая правительственная награда в ее собственных глазах служила ей защитой от неизбежных свидетелей ее прошлого и ее связи с Аверченко.