Меню сайта
Родственники АверчСаша ЧерныйТелеспектакльС. Черный ЖитомирФильм об Аверченко |
САША ЧЕРНЫЙ И ФОКС МИККИ
Публикуемый фрагмент был утрачен после редактирования рукописи монографии В. Миленко "Саша Черный: Печальный рыцарь смеха" ("ЖЗЛ". М.: Молодая гвардия, 2014). Автор восстанавливает его в память о собственной собаке. Действие разворачивается летом 1932 года на пляже Ла Фавьер (Франция, Борм-ле-Мимоза), где у Саши Черного был дачный участок. ____________________________________________________________ __________________________________________________________________________________
Летний сезон 1932 года для всех русских эмигрантов начинался невесело. 6 мая казак-эмигрант Павел Горгулов застрелил президента страны Поля Думера. И теперь несчастные соотечественники убийцы в страхе ожидали для себя последствий.
Панорама пляжа Ла Фавьер, где в конце 1920-х гг. возникла "колония" русских эмигрантов
Поэт с Микки. Ла Фавьер (1929-1932)
…если в этот трижды мирный час Увы, чем популярнее становился Ла Фавьер, тем больше здесь появлялось случайных и не слишком приятных людей. Одна из обитательниц поселка вспоминала, что виной этому стали предприимчивые «дамы из Одессы», которые «понастроили длинные домишки с отдельными комнатушками, дешевое общежитие, его называли Авгиевы конюшни. Хозяйки кормили дешево своих постояльцев русским борщом и пирожками» (Родинова Галина. В Провансе в предвоенные годы…). Поэтому и рыдал под кустом тамарикса Саша Черный: куда деваться от людей, Господи?! Рыдал — и сам над собой смеялся: Подарить тебе весь берег, Не нравилось ему и то, что под соснами в изрядном количестве распространились ржавые консервные банки и автомобили. Шоферы из Лаванду спали за рулем, ожидая тех сумасшедших, что захотят втридорога прокатиться в деревню. В Фавьере стало меньше тишины и больше пьяных. Вот и сейчас в раскаленном воздухе надрывается и хрипит граммофон; совсем рядом кто—то поет и смеется. В домике «Бастидун» собралась молодежь. …в воде, на мелком месте, — Новые свободные нравы перекочевали сюда с острова Дю Леван, что напротив соседнего городка Йер, по направлению к Тулону. В прошлом году там возникла нудистская колония Гелиополис. Конечно, фавьерцы ездили посмотреть на это удивительное зрелище. Вездесущая Людмила Сергеевна Врангель организовала поездку на моторной лодке на Леван и на соседний с ним остров Пор Кро. Устраивали пикник, пели под мандолину.
На вершине Холма. Семья Гликберг: Александр Михайлович, Мария Ивановна и Микки.
Велосипед лежит в траве. Черный не осуждает «почтальона почтенного» за пьянство, ведь знает, что у того в прошлом — «огненный Верден, солдатское распятье» («Почтальон»). Поэт с благодарностью берет прессу и пару писем, снова возвращается на Холм и устраивается в гамаке. Набил табаком трубочку. На груди — мандолина, под ногами на земле Микки растянулся «лягушкой». Как истый трубадур, Александр Михайлович затягивает кансону. Микки немедленно начинает испуганно выть: перестань, хозяин! Черный смеется, оглядывая друга: недавно он его постриг. Зигзагом вверх и вниз: И так сойдет.
"Зубчатая" стрижка собаки видна отчетливо
Фокс мой сморщил резиновый нос, — Благодарный Микки удирает на луг к козам. Черный продолжает бездумно качаться в гамаке. Лениво потягивает кисловатый «пинар» - местное фермерское вино, подливая себе из «бонбона» - большой бутыли, оплетенной мягкой соломой. С любовью обводит глазами свой небольшой садик: «Олеандры, мимозы, глицинию, тонкую грушу / И перечных два деревца…» («Вода», 1931). Выглядят они весело: лето выдалось дождливым. А вот для виноградника это плохо: на листьях появились белые пятна, обернуть нужно от влаги, пропадет виноград. Ну что же, не хочет — не надо… И так каждый день. А сзади фокс, бородатый шотландец Однажды Александр Михайлович нашел источник шелеста. Оказалось, это Микки шарит по плантациям и поедает виноград: «Боже мой! Мой эмигрантский фокс, мой честный интеллигентный пес нагло нарушал добрые провансальские нравы: переходил от лозы к лозе, выбирал самые спелые гроздья и ел чужой виноград…» («Фокс—воришка», 1932). Черный обругал пса, но тот ни капли не боялся хозяина. Ругать собаку за такие проделки совершенно бессмысленно, она никогда не поймет, однако же, забегая вперед, заметим, что следить за ним поэту нужно было лучше. Неужели он не знал, что иная крестьянская душа, неважно русская или провансальская, способна за украденную у нее виноградину на преступление? Похоже, не знал, и боготворил хозяина виноградника, своего соседа—француза: Благослови, Господь, простых чужих людей, Благодарный Ла Фавьеру, Черный поставил скамейку прямо на вершине Холма, «Выбрав место у тропинки / Где сквозь бор синеет море» («С холма», 1932). Выкрасил ее «лазурной краской / Цвета крыльев Серафима» и посвятил всем пилигримам, что придут сюда посидеть, подумать и поглядеть на море. Да и сам приду не раз я Но не придет. Это стихотворение будет напечатано в «Последних новостях» 6 августа 1932 года рядом с… некрологом памяти Александра Михайловича Гликберга.
|